В далеком городе Ктограде, среди уютных домиков и вечно улыбающихся жителей, обитало существо, разительно отличавшееся от всех. Его звали Гринч, и его зеленая, покрытая густой шерстью фигура была источником всеобщего непонимания и отторжения. Постоянные насмешки и холодное равнодушие ктовичей, таких жизнерадостных и общительных, в конце концов заставили его сердце ожесточиться. Обида, копившаяся годами, переполнила чашу терпения, и Гринч покинул город, чтобы найти пристанище на одинокой, мрачной горе, возвышавшейся над Ктоградом. Там, в сырой и темной пещере, продуваемой ледяными ветрами, он поселился в полном одиночестве, лелея свою ненависть ко всему миру. Особенно сильной была его неприязнь к Рождеству – тому самому времени, когда веселье и свет, доносящиеся из города, казались ему намеренной издевкой, болезненным напоминанием о его изгнании и одиночестве. Этот праздник с его всеобщим ликованием, гирляндами, подарками и песнями каждый год становился для Гринча невыносимой пыткой, обостряя его тоску и злобу. И вот, в канун очередного Рождества, когда ктовичи, завершив все приготовления, погрузились в безмятежный сон, в голове зеленого отшельника созрел коварный и, как ему казалось, гениальный план. Он решил, что настал момент положить конец этому ненавистному празднику раз и навсегда, лишив город самой его сути. Под покровом ночи, пока никто не видел, Гринч спустился с горы, проник в безмолвный Ктоград и приступил к осуществлению своей затеи. Он намеревался украсть Рождество – не просто украшения или угощения, а сам дух праздника, его магию и радость. Тихо, как тень, он выносил из домов гирлянды и игрушки, сладости и подарки, даже самое скромное рождественское угощение, оставляя после себя пустоту и тишину. Его цель была проста и жестока: проснувшись утром, жители не должны были найти ни единого намека на праздник, чтобы их сердца наполнились такой же пустотой и разочарованием, какие уже много лет жили в его собственном сердце. Он верил, что, лишившись всех внешних атрибутов, Рождество перестанет существовать, и наконец воцарится тишина, которую он так жаждал.