Глубоко в сердце бескрайнего, древнего леса, скрытый от глаз обычного мира, существует место, откуда нет возврата. Этот городок, словно живой организм, вплетенный в корни вековых деревьев и опутанный тишиной, становится вечным домом для каждого, кто по воле случая или по злому року пересекает его незримую границу. Попасть сюда легко – одна неверная тропа, один поворот в густом тумане, и путник обнаруживает себя на мощеной улочке, где воздух плотен от запаха влажной земли и старого дерева. Но обратной дороги не существует. Лес не отпускает своих гостей, стены из плотной листвы смыкаются за спиной, а знакомые ориентиры исчезают, оставляя лишь чувство безысходности. Днем здесь царит призрачное подобие жизни: новоприбывшие и те, кто застрял здесь давно, пытаются наладить рутину, создать иллюзию сообщества. Они обсуждают теории, чертят карты на песке, пытаются найти закономерность в смене троп или ищут слабые места в чащобе. В старых домах с покосившимися ставнями звучат разговоры о семьях, оставленных где-то там, во внешнем мире, который начинает казаться сном. Эта дневная активность – не просто попытка выжить, но отчаянный акт сопротивления, борьба за рассудок в месте, где сама реальность кажется гибкой и непостоянной. Однако с последним лучом солнца, когда тени становятся непроглядно густыми, вся хрупкая дневная конструкция рушится. Ночь в этом месте принадлежит не людям. Как только солнце скрывается за кронами, из глубин леса приходят те, кого боятся даже называть вслух. Лесные обитатели, чья природа не поддается пониманию, навещают городок. Их присутствие ощущается сначала как ледяной ветерок, шелест листьев без ветра, затем как давящая тишина, в которой собственное сердцебиение звучит как барабанная дробь. Они не всегда показываются в ясном облике – это могут быть лишь мелькающие тени за окном, скрип половиц в пустой комнате, тихий шепот, зовущий по имени. Но те, кто видел их, описывают нечто ужасное, древнее и абсолютно чуждое человеческой природе. Ночью городок превращается в лабиринт ужаса, где каждый скрип, каждый шорох может быть предвестником конца. Жители баррикадируются в самых надежных домах, гасят любой свет и затаив дыхание пережидают часы темноты, молясь о рассвете. Этот изматывающий цикл – день надежды и ночь чистого страха – становится вечным ритмом существования. С каждым рассветом надежда на спасение тускнеет, а с каждым закатом растет понимание, что лес, возможно, не просто ловушка, а нечто сознательное, что наблюдает, играет и медленно поглощает тех, кого пленяет, стирая границу между гостем и частью самого леса навсегда.